Владимир Аристов

ИНАЯ РЕКА

[Пятая книга стихов]

 

 

Серия "Александрийская полка: библиотека журнала "Комментарии"

Москва: «Александрийская полка»,

КОММЕНТАРИИ, 2001

 

 

           * * *   

               

                  Елизавете Мнацакановой

 

           Прототипы эпохи, ее негативы

           Проступают по веленью руки

           В просветленной черной мартовской пыли,

           В мановеньи мгновенья.

 

           Наклоненной рукой со стилом

           Ты царишь

           Лишь держась на его острие

           От себя по листу убегая накрененной юлой

 

           Навевая на себя, наборматывая

 

           Уходя навсегда

 

           Из распахнутого с открытою крышей двора

 

           Миром брезгует только рука,

           Сквозь которую светит журчащая ось,

           Окруженная

           Стеною бегущего беловика.

 

           Это взгляд твой оторваться не может от черты самописца

           С утомленным пером дорогим

           В гравированных нежных перстнях

           Хоть сжимаешь его твердой щепотью в перстах

 

           Все ж бледнеет внезапно возвращенный и вспыхнувший прах

           И забвенью мешают

           Пробегая смеясь в новогодних снегах

           В снежной пыли

           Музыкальные автомобили

 

           Перечеркнута нотным станом

           В откровенно заемный век

           Спит рука прикрытая плащ-накидкой

           Из вуалевой серой перчатки.

 

 

 

                                         1996

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Из поэмы "Иная река"

 

 

           В контурах времени                        

 

 

 

   Есть рассветное чувство -

   Верней,

   Чем жеманный снег на манжетах,

   Что стекает во сне в метро.

 

   Это было ваше подземное право - лететь.

   Сдвинув с глаз назад алюминиевые косынки,

   Словно красные птицы,

   На закат не смотреть

 

   В этом предутреннем времени

   В недостроенных контурах

   Мы еще не живем

   Лишь полетом обратным на миг войдем...

 

   Вырываясь из подземного сна, в туманах

                           над утренним городом

   Видел ты - люди двигались, словно во мгле, -

   В отработанном космосе, где

   Отсверкали ножи и вилки

 

   Эти полностью полые люди...

   Были полные, но схлынула

                     полая в них вода

   Немота их ушла в бродившие в них невода

   И отсюда

   С высоты безвоздушного в небе моста

   От распахнутых шпал арматуры

                        стального креста                              

   Похожи они на безумные буквы,

   Что разбежались со страницы

                недописанной книги.

 

   Но другие люди

   С пропыленных мостков

   Со строительных сизых лесов

   Голубиную высветив известь

   Машут нам, возводя незнакомые в воздухе

                                    знаки.

 

   Это в их заколдованной выси

   Облиты улыбкой леса,

   Небеса необбиты,

   Входит в них рука привычным дневным

                                замахом.

   Ты внутри этой стройки

                   не оконченной никогда...

   Штукатурщицы замерли в обеденном перерыве

   С откусанной булкой и полубутылками молока

 

   Ты повис здесь над временем...

                прикован цепочкой к арматурному остью

   Где наручники скрепили стальные трубы

   Оступившись и на поясе вися стальном

   Ты кружишься глазами над городом

   И, куря свой "Дымок",

                  спокоен во всем остальном

 

   Будет вам

   Светлой горницей сниться

   Этот дом на новой странице

   Чистый свет на гребенке небес...

 

   Но на стройки

   Прибывают из прошлого поезда

   Эшелоны еще

   Истерически

   Вбегают на станции

 

   Дома времени нет

   Есть сыпучий песок

   И срезанный конус песка

   И невинная табакерка,

   Что развеет пахучий прах далека

   В безымянное будущее

 

 

 

                                         1989-92

 

 

 

 

 

                   Три отрывка из поэмы "Иная река"                       

 

                                  I                                 

 

              Эта глубокая трещина на асфальте...

              Что идет по дороге в гору

              Тем же прежним путем

              По которому ты здесь прошел

 

              Те же корни сосны

              Узловатые плыли

              Вслед за линией взгляда,

              Но другой ты,

              Здесь тебя я не знаю.

 

              Отделясь от земли,

              Ты ушел вдоль корней

              Там, где трещины собирались к вершине

              И по ним на возвышенный холм

              Восходили вы все

 

              Против течения времени

              Уносимые вверх

              Разветвясь в поколениях прежних

 

              Там, где небо с деревом встретились,

              Облака засветились

              Словно молния на мозаике исказила лицо

              Это льдины небес раздвинулись

              И меж них мы во время оно плывем

 

              Из воды поднимая горящую воду веслом...

 

              Перед нами в предутреннем небе

              Колоссальные купола

              Их кресало гнева не исказило

              Хоть над ними перышком дымным

                           Данте проскользил на коньках

 

                           

 

              В амальгамах небес прозрачных

              Этих ртутных неопытных льдов

              Времена спрессовались в фрагменты

              В лунных плитах на куполах.

 

              Альпинисты на скатах времени -

              Куполов без крестов -

              Закрепились в каменных гнездах

              В гравированном небе держась

 

              В небеса навесные Исаакия...

              И Казанским собором времен...

              Ребро-острыми куполами

              Вы всходили

              За лучи, как за стропы берясь.

 

 

 

 

 

                        II                                

 

              Среди них

              Вдруг возник и ты в небесном отрывке

              На глубинных тяжах держась

 

              Ты сорвался...

              И кружишься во сне

              Ты скользнул вновь по времени вниз

                              в портупейных подпругах

 

              Ты в колодце уже пережитого

              За гладкие стены хватаясь

 

              И дна не видать...

 

              Пистолет тот отторгнутый

              В твоей отогнутой

                     опять тускнеет руке

              Превращаясь неясным бликом

                          в вентиль ажурный самоварного крана

              Отраженьем летящим обдавая лица                             

              Через руки переливая в покое

              Бренное серебро.

 

              И в зеркальных стенах

              Получишь ли пулю

              На ладонь

              Или латунь

              Отразишься на миг в неудавшемся

                         образе самоварного лика

 

              Растворяется

              Тает твой облик

              Пулям зеркальным он недоступен...

              Исчезает твой пистолетик

              Отведенный рукой от виска

 

              И артиллерийским затвором

              Перелязгнула ночь...

              И забралом твой рот зажимают

              И откатится гильзой горячая ночь

              Перед пепельным свистом

              И над лавой летящих голов...

 

 

 

 

                                 III                               

 

 

              Над осокой скрещенных клинков...

 

              Ты подымешься чудом над всеми

              В призрачной гимнастерке

              Над клинками и кликами

              Зовущих тебя голосов,

              Заглохших в вечерних садах

              Над полями мягкими,

              Как темляк.

 

              Ты обхватишь памяти взглядом

              И гитарный тон на лужайке

              И ремней портупейных блесны                               

              На руке наковаленка крана

                          в отраженьи которой расплавлен

                                              рассвет...

 

              Ты спускаешься тихо, как по ступеням,

              От небесных садов

              На лужайку между тесемок берез

              Меж неясными талиями, схваченными

                                серебряным пояском

 

              Ты кружишься

              Над предутренним полем времен

              Над поляной с полярною лысиной

              С чистым бисером, потом росы

              С парашютной дырою в куполе

              С настороженным гулом небес

              И завистливым блеском мелькнувшим

              Над сном восковым над овсом.

 

              И снижаясь, ты бодрствовал над

                          людскими ночными огнями...

              Загорались в знаменах листвы

                                  ржавые искры икры

                                 на столовых ножах

              И осетр пробежал, ознобясь, по спине

                                      под рубахой.

 

              Ты взглянул вверх еще раз

              Погружаясь в темень утренней этой листвы

 

              Кто тебя из времен былого

              Подымал на широких руках

              И держал на весу, как на хрупких весах

 

              Исаакий и водоросли патины...

              Ребро-острые купола...

              И небес оборвавшиеся постромки

              Что падая, ты все-таки держишь в руках...

 

 

 

                                         1991-93

 

 

 

   

 

 

 

 

 

 

                                   Из поэмы "Иная река"

 

                       

 

         Berlin West.

         Пыльные стекла вокзала "Zoo".

 

         Поезд вползал в Восток

         Сквозь остатки стены

         Они были из иссохшей бесцветной неземной пастилы

         Перед тем как пойти на распил.

 

         По двум сторонам Германий

         Ты в больнице провел ночь

         Что лечить не знаем

 

         Меланхолии привычной инъекцией науськивал шприц

         Чтоб кусать эти ржавые трубы границ

 

         Но в Берлине ночью

         Поезд у светящегося остановился окна

         Посторонней женщины в платье никчемном там застыла спина

 

         Возрастанию радости

         Нельзя научить

         И куда, в город какой это все внести

 

         Когда человек неизвестный в окне

         Внушительней стены

         Или горящей ночи...

 

 

                                     1990, 94

 

 

 

 

                                              Из поэмы "Иная река"          

 

                       

 

           Но в другого не проникая

           Поселиться все же в ваш зеленый зоосад

           Где запирают на ночь

           Летние сумерки под веками

           Фиолетовые субтропики взгляда

 

 

           И подобьем доподлинным другого

           Вспоминая изнанку детства

                     пройти по Садовой

           С оплетенной бутылкой кислого вина

                          знакомой лишь на вкус

                     С воспоминаньем, которое не трезвит

 

 

           Там пропитан за дверью немочью

                   и прошит и скрипит кожемит...

 

 

           Если от точки к точке перо по земле

                                      бежит

           То не надо мне вашего взгляда

           Я и так слишком привык жить на земле

 

 

           Ваш час не угас

           Хоть стрелкой клепсидры

           Бензомер сосчитает вас

 

           Но все ж вырезной ремешок ваш...

           И жизни безмерны...

 

 

           Пусть преступники знают свое ремесло

           Им даны лишь кремень и число

 

                              

 

           А воздушная жидкость, которой ты

                            омываешь плечо

           Слишком редко трезва бывает

           Убегая в вечерний воздух

           Сквозь геральдику спутанную волос

           И нет меры в руке нео

                               новой

                             твоей

 

           И немеет она или смеет

 

           И прохладна речь в ночи

                        и ты холодна

                    и это ценнее всего

           Потому что забвенье не смеет

 

 

           Вспоминая тот ноо-сад апрельский

              Заперты зоопарки

                  и опустели люди

 

           Этот сдвиг на курантах ручных

                      аккуратных шагов по ступеням

           Но случайность исключается словом.

 

 

                                                                          1995

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                     Отрывок мучительного лета

 

                                                                         Н. и Е.

 

Летний полдень, забвенье, Ленивка,

Этот холм и реки незаметная повилика...

Здесь отделим мы плоть от плоти, лицо от лица,

                                                         лик от лика.

 

Содрогаясь, к отлету готовятся зданья

Но не так растворится столица,

Улетая из глаз в расставаньи,

Как во тьме забывается негасимая сахара,

                                                         соли крупица.

 

 

Улетающим вам за Аркадию

Там, где синяя времени бездна видна

Будем сниться мы все, к невесомой

                       идущие летней ограде

Это время во сне мы раздвинем

                       сильней, чем странная жизни страна. 

 

                                                                        1990

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                   Слюдянка

 

 

               Нет берега

               Нет между углем и морем черты,

               Сопок и неба слиянье не здесь

               Граница Байкала и неба в месте другом.

 

               А здесь людская стихия

               И сразу на шаг от провала

               Черемуха отцвела

               Лес безродный

               И на повороте в зеленую тьму

               Повис отставной товарняк.

               И библиотека городская на ремонте.

 

                                           1993

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                         Оксфорд

 

 

                 Я не был в городе таком                     

 

                 Себя опровергая

 

                 Хоть на вершине факта

                 На свершенье

 

                 Я помню несколько зонтов

                 Зонтов и струн, и молодые трости

                 Том Фаулера или Фаулза in folio

                 А гребешка железного,

                 Через которые уходят гривы воды

                 Под землю

                 Нет, не помню.

 

                 Не было дождя в то лето

 

                                  1995

 

 

                 В частном случае боли

             Мы с тобой расстаемся в Сорбонне

             Или у тумб Пантеона

 

             И огни в нас, огни

 

             Не смягченные мартовским снегом

 

             Перенос - и сознанье иное

             И в сосне - снимок мой

 

             Обрести облака языка можно снова

             Облака, что клубятся и нравятся

             Но длительной памяти

                тот слишком краток зазор.

 

 

                                         1996

 

 

 

 

 

 

                             Вена в Москве                            

 

            Ночью все города серы

            Спичка зажжется от искорки Сены

            И медлительна кровь Венеции, Вены и покровы Москвы

            Рычажок отогнутый куртки

            Еле виден на сгибе моста

            Лепестков и крыльев Александра Третьего

 

            И тысячелетнего воинства архитектура

                             разверстана под планшеты

                            и варварски точные эти места

            Где укромные тени далекого времени набережные дома

            И вертится мельница трепеща - сердца.

 

                                                     1995

 

 

 

                     Листок из найденного блокнота

             

 

                     Несуровы зимы в Абхазии,

                     Но и то помазок замерзает твой у щеки -

                     Ты заслушался дальнее радио:

                     Что-то там опять про Сараево

                     (Не податься ли в боевики?)

                     Это там в далеком Сараево

                     Разорвались истории все потайные замки.

 

 

 

                                                1993

 

 

 

 

 

 

                                    Н.И.

 

           Безнадежности нет

           Если бездна -

           Помесь

           Негасимого ветра

           И мерцания, что меркнет последним

 

           Есть сигнал по которому нас узнают

 

           Непрерывность -

           Верное слово

 

           И вот осколок мира -

           Ты всей глазурью не вместишь

           Всю даль очей твоих бесцветных

           Как будто воздух вытеснили из комнат под грязною

                                            голубизной

 

           Ты переход, ты очертанье входа

           Трансляция пламени вовне

 

           Из мира, как из комнаты,

           Куда?

           Шекспировскою торопливою риторикой

           Дробь коридорную

           Переключение программ

           Блужданье пальцев

           Бесшумных клавишей на теле

 

           Но поздно?

           Формулы витиеваты запоздали

           И немощь наших голосов -

           Лишь эхо

           Еще несозданных и непробудных снов

 

           Дух отенен и наготове

           И материя замерла

           Для сбора всех нас в раствореньи мира.

 

 

                                    1995.

                          

 

 

 

                            

 

             На каменном школьном крыльце ты лежал,

                              обнаженный, как нож,

             В глубине двора черная зелень едва шевельнулась

             И шумел дождь во сне чужом

             Прекращаемый взмахом ресниц

 

             Ты упавший лежал не прикрытый ничем, юный,

                    ни пергаментом титулов

                  ни имен, вписанных в книгу вовне

               не прикрытый ничем, кроме одежды

                 (на ступенях, на обшарпанном пенном крыльце)

 

             Снега шум в кулаке твоем, равномерно сжимавшемся

                         слышен был - это шум

                           посторонних часов

 

                 ...перед дверью в нелепую зелени бездну...

                

 

                                         1995.

 

 

 

           Иногда безупречная ваша стезя -

           Путешествие по миру в капсулах

                             аэросалонов

           Прерывается дверью шальной или пулей,

                          залетевшей из мира чужого

 

 

           И тогда удивленная кровь

                           выходит в мир

           Предназначенная для морозных узоров

           И слагаемых взгляда через стекло

           Где сжимала в руках ваше тело

                             ледяная виолончель,

 

 

           И когда вы играете,

           Раскачав на плечах музыкальных

                                   или качелях

           Этот взгляд отделенный безмена

           То бессмысленно все.

 

 

           Время, изгнанное в тоннель

           Скрипичных тел мастеров...

           Там томится оно и только в них оно невесомо.

           Но когда возвращается к нам

                      вы уже не узнаете себя... - и

                    где ваш невидимый брат?

 

                                             1995.                                                   

 

 

 

 

 

 

             Ты волшебный фонарь

             И когда ты глядишь

             На простынку стены

             То тебе лишь дано

             Световое его волшебство.

             Так когда-то давно

             Ты сцарапнула взглядом

             Эту мантию боли

             С дорогого лица

             С плеч долой - с исторических плеч.

 

             И теперь ты ценна

             Лишь дорожкой той пылевой

             Что струится из глаз твоих

             На обои в светлых цветах.

 

             Можешь ты говорить

             Комментируя шепот того человека,

             Что когда-то сидел за этим столом.

 

             Но на стенах обои

             Где оба вы с ним

             Увядают под взглядом твоим.

 

             Но ты гораздо дороже

             Того огнедышащего горшка,

             Где, словно в домне ручной,

                     прошлого свет хранится.

 

             Потому что ты ценнее себя

             Это нам понять не дано

             Потому что мы ходим во дне

                               за тобой

             С подойниками для света

             Что пролить ты должна для нас

             На тот день (и на тень пистолета)

 

             Но не разучить нам тот день

             И не разлучить тебя саму с собой -

                       где-нибудь... в нас, наверно.

                      

                                             1996.                     

 

 

 

 

 

                    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                      Из цикла "Итальянские продленные мгновения"

                                         Итальянские стихи

 

                                   

 

                       Римский апрель

                          

                              А. Сергиевскому

 

     Через восемь лет, а не восемьдесят

     Встретил ты меня на вокзале Termini

 

 

     В полузимней куртке своей

 

 

     И не так уж много минуло,

     Это все ж обозримый срок.

 

 

     Православная Пасха,

         и прохладная римско-праздничная весна

     Из Милана, с севера милого

     Я приехал в эту южную сторону

 

 

     Здесь в квартире твоей

           оперенные ставни высоких окон

          неподвижные со световыми щелями

         со времен картины Иванова

 

 

     Словно тот же свет, да не тот же мир

       или только пригород мира - Рим

         или города профиль - невиданный Гоголь-Рим?

 

     Столько лет мы блуждали за прообразом мира

             и в разреженном римском метро...

 

              и Петро с Украины вдруг заходит в твой дом

 

 

 

     Это узнанный Рим,

           где расставлены все

            по своим векам,

           по своим местам

      в добровольном зверинце

      четвероногих арок,

      колонн и форумов

 

 

     Рим незрим,

           он закрыт от нас

          потому что глядимся сейчас мы друг в друга

         и неузнаваемы незнакомые лица

 

 

     В высоте

     На соборе Петра,

          на известняке cupola

        я могу лишь прочесть "Здесь были Никола

                    и Василий из Городца".

 

 

     Не увидим, как спускаются в скрипт

                под пенье псалма,

           но поем мы, не узнавая,  со всеми.

 

     И неузнаваем, но светел мир в пасхальную ночь

             эфиопы под марлями

            рядом со стволами зелеными лилий

 

            и из прошлого лица над огнями свечей

             их когда-то с земли нашей смыло пламенем,

             значит в пламени их надо искать

 

     Если здесь каждый камень-хлеб,

              что преломлен и порист в веках

     Рим незримый - это люди вокруг,

            что сейчас ускользают -

         Мы не видим мгновение ока их...

 

       Но того, кто странником восемь лет все шел по вагонам...

           Мы узнаем по отблеску света земного в глазах

 

               Если он губами и порами брошенный хлеб проницал

                  и лишь видел как все вокруг

              люди бедные живут напоследок.

 

                                        1997-99.

 

 

 

 

                 Флоренция влажная

         (послание Б.К. в пластмассовой бутылке)   

 

     Дождливый ветхий Понте Веккьо

           дождя апрельские  флагштоки

                 смеясь     вонзили в реку конники Вероккьо

         и    где ступали мы  - водоподтеки.

    

 

              в итальянском дворике  

         мы продвигались год за годом ко входу     этому

                              по сути,  мы очутились своим ходом

 

          под теми ж сводами       уффициального искусства

 

 

       где каждый копиист - пиит

 

 

 

    Сюда сбежали мы

 

       от бормотанья русского флоренских негров

         Из под полы пучками зонтиков торгующих:

          "Продам задаром"

 

 

 

 Не удивляйся, что речь отрывочна бессвязная

 Письмо таскал я по Флоренции, но смыты буквы,

 Словно я бросил его к тебе в пластмассовой бутылке в воды Арно,

 Но понял глупость и извлек обратно, однако

 Остались лишь фрагменты, так что и сам уже не разберу.

      Отчетливо я помню

          ряд гравированный людей

 

   поверишь ли   под сводами Уффици увидел я людей того же профиля

 

 

 

             куда     Давид  копированный

                                заглядывает -

                      еще один из под дождя двойник

 

 

                        мы копии самих себя во времени

 

       И все же отличить себя

                        я не смог, как не пытался

 

                  

 

      Поторопись же рисовальщик

             

              

         ведь в этом веке не наказывают нас за подделку человека

 

 

     

 

                  не помню многое,

 

              мне кажется      что видел я костер в Палаццо Питти,

 

                    где грелся я и       сушил    одежду

 

 

 

      то был художник    с веселой точностью

                         людей без очереди выхватывая из толпы

                     через мгновенье предъявлял

                     их карандашный образец

 

 

            Он был в ушанке     со шнурками, связанными на затылке

 

        в шинелишке горбатой

 

           его лицо пожгли дожди

 

      с усами, с карими глазами -

             тождественник поэта Ер

            был дико счастлив он без повода

 

      И тут же      из дверей Синьории

 

              из под воды     под своды, взявшись за руки

        под свист    вбежала свадебная пара

      Бряцая грязным подолом невеста

            

    

    

         он поднял всю тяжесть платья

 

             и бился с ней в бессильной радости

 

 

   Но видишь ли                  не передать

      Того, что видел ты и мне рассказывал -

   Не выйти из под          дождя навеса в сад Боболи

 

      Не знаю все слилось     все смешалось

 

                И письмо размокло     я забыл слова

 

          Вставь в пропуски   что хочешь по желанию

                   ты знаешь что сказать 

 

      Я помню светлые подтеки

      На обоях в комнатах

 

         Хоть Лоренцетти           хоть Мартини

 

                            шедевр братается с шедевром

                        

                    

                        

 

      Мы взглядами погружены в другого

 

                но напрасно по сырой собрались штукатурке

                                его писать

 

                       нет красок в кистях           рук

 

          чтоб увидать фрагмент

             надо собрать осколки

           сжать в руке          остатки целого

        Отжав дожди как жатву

 

 

 

     Письмо ко мне вернулось

     По недостиженью адресата

     И я стою его, читая, здесь по адресу обратному -

                                    на станции Firenze S.M.N.

    

 

     Напротив моего стола

     Стоит какой-то странный человек

     И смотрит, улыбаясь, на меня

     Он мысль свою простую пьет, дожевывает грушу

     И ждет, когда со мной заговорит.

 

 

                             1997-2001 

 

 

 

 

 

                   1-го мая в Милане                        

 

           Улица Anton Chekhov

                  незаметно свернув

               выводит на белую между стен улицу Монтале

 

           Sul muro graffitti

 

           На улицах я был один,

           Как Первомай этот -

           Праздник труда (festa lavoro)

           Транспорт стоит и метро на приколе

 

           Я был один прямоходящий

                    на солнечных площадях

                  мимо пролетали в скорлупках корпускул

                   обтекаемых светом машинах,

               но даже сдавленный шепот не доходил из них

 

           Тополь высокий раскрывался ввысь

              в незаконченной глубине боковой перспективы

                    да водяная пыль искрометно

                 рассевалась по кругу за сетчатой оградой

 

             сколько сделать еще протяжных шагов к месту,

              откуда можно найти весь городской горизонт

 

           В тот же день - я не знал - в этот миг

                              ты навсегда покидала Москву

 

           Глубже, чем боль, уходя, глубже сна, выше

                        облаков этих,

                       еще не лишенных чувств

 

           Панорама с холма Милана

             здесь не видна:

            древо сухое на фоне зеркального банка

 

          И наметают мороженое в кафельно-вафельный факел

                        у ипподрома galoppo.

 

 

 

                                                                                                                         1997

 

 

 

 

 

 

 

           3 мая в Милане. Gallereia d'Arte Moderne

 

     Там снаружи за решеткой зеленой музея

     Солнечно и приготовления к свадьбе в парке -

           церемонно-ретроспективная пара

          соломка светлая канотье

          узкие панталоны в полоску

 

         девочка или мальчик в матроске

 

          рядом в кустах фото-рекрут, вспышки внезапные,

              на плече - телекамеры светометатель

 

 

     Я один в галерее, лишь три служительницы веселых -

                       смесительницы света

                           в униформе свежей

                        с ключиками вместо пальцев

                        и одна в очках, где отражается небо

                                          от той картины

 

      Здесь безлюдно

 

     Но между Карра и Моранди

      где на картине город

       средиземный и безвоздушно-душный

      

     в стороне на невидном столике -

          служебно-оливковый телефон

 

     Из терема этого через косую решетку

     Ты слышишь вдруг в парке звонок мобильный

 

     И не прекращая разговаривать с

                 подругами музейными

                и глаз не спуская с меня

               Ты очки поворачиваешь вовне

           туда, где праздник буффонный настает

 

     Где в начале века вы были?

 

         кто прильнул к этим окнам снаружи в матроске?

 

            и с музейными этими музами, когда я обхожу квадраты

                                                      картин,

                   отраженных в паркете

 

 

 

           но здесь в окруженьи и в круженьи вещей

            один неподвижен на постаменте

                            молчальник-телефон -

                           вещь посторонняя

                       без внутренних очей

 

     Ты ночью не спишь

          окружена ненужными копиями

                     с дневных картин

 

                 словно в каюте наперстковой

                где сквозь отверстья игольные

                 входит с палубы свет

 

               ты тянешься к нему перстами

              но не перчатка, а звезда морская

              на сушу выбралась из темноты

               перстнями извести лишь что-то начертала

                         у глаз отведенных на мгновенье от воды

 

     Ты слышишь звук телефонный где-то в глубине   во сне

             ты тянешься к брюшку закрытой сумки

            и молниями полость рассекаешь

            но замкнут далеко тот звуковой исток

 

     И оливковый скромный телефон и во сне твоем отрешен

          скрыв под фалдами виц-мундира

           свой секретный хвост или шнур,

             уходящий вглубь стен

     Не откликнется телефон, даже если вскрикнет картина

 

     Есть в тишине древесной темная сень

        И магия цветущих вишен, магния

        Редкие вспышки под солнцем, передвижение церемонии в парке

             Словно раскаты, уходящей под своды неба

                                                грозы

 

 

 

     Между людей и мгновений

              на незримом току, на свету, где пыли идет обмолот

          лишь телефон затесался -

                  вечнозеленая вещь

               втерся служебно и жалобно

 

     Словно и я вкрался в эту ткань

                чужеземец и посторонний

                с хрупкой охапкой мгновений

 

     Я вышел в парк

               я шел по замшелым тропкам

               левой и правой ногой,

           мне античная статуя,

          сваленная навроде окурка,

        сообщила из ретро-ленивых своих новостей:

    не разбирается на огонь и солнце магнитная карточка,

                          что в прорезь входит, как язычок огня,

 

    И впереди под деревьями зеленый склон

              Был сплошь затенен.

 

 

                              1997-99

 

 

 

 

 

               Porta Venezia, т.е. врата Венеции

                 (приложение к путеводителю)

 

        Если въезжаешь на поезде

        Оборотясь назад

        (хлеб свой последний торопливо глотая)

        Незаметно начнется лагуна

        И посрамленные лгуны смолкнут.

 

 

        Видишь, уходит в ширь моря

                        серп этот -

                призрачный город мгновенный

         (уверен, не более года продлится мгновенье)

 

 

        Город-виденье,

             белые башни-домны,

             в которых, наверно, пыль отвергнутая поет

 

          и не Duomo, а Mestre

          и не предместье Венеции,

          а истинный город-пилот.

 

 

        Сейчас в последний раз развеется дым

                   перед неясными вокзальными стеклами,

                    где поезд твой смолк

                     там поезда красоты - транспорт спасенья,

                  но Венеция сонм повторений, не способный уже улететь

 

 

        А здесь рассеяться скорбно согласный

                   тот скульптурный, не тронутый вечностью

                     экологически чистый дым

 

                    что удержит его кроме красной

                     краски-каймы на трубах

 

 

         Все дымы-побратимы

             исчезание их - начало воспоминаний,

               где дымы обратимы,

            акварельное грязное пятнышко байкальского горизонта

               разрастаясь цветет

                где по граду иному

               люди бродят рядясь в кафтаны

              из желтого меркаптана-тумана

 

            житель тот прежний влечется в наш день

              и нехитрым перышком

               истрeбимым мгновением

               в утицу каждой улицы -

                венецианской заводи

             под молчаливое днище моторной лодки сойдет.

 

 

          Лишь несколько лиц опечаленных оставили отпечатки

                    в фотопластинке оплавленного

                      плазменного стекла

                   спутников,

                       тех, кто сошел у озера без горизонта

                         на пол-пути к Венеции,

                      к испарившимся венериным циркам.

 

 

           Не оправдаемся, если забуду

                отсвет небесный этот, снятый с обоев

                             с дагерротипов содранный

                              глянец за глянцем...

           Посланец... он улыбнулся, крыльями посылая привет

                           были заняты руки, он нес, как

                          статуэтку, нечто с обломленными

                           руками, с пробитым

                               носом и ртом

                он скрылся мгновенно в проломе,

                  что уходом своим в Москве оставила ты

               отсвет лица моего здесь еще загорал в боковом окне

                         пред ликами пылинок событий

                             из областей ничтожеств

                               рябинок наперстков...

            Нашарить за спиной разбитую пепельницу

                         мраморной отстоявшейся воды

                    чтобы стряхнуть туда и отжать этот пепел

                              влажный пронесшийся

                                 сквозь стекло

 

 

                                                   1997

                                                  

                                               

                                                 

                                                 

                                             

    

       

 

        

 

 

 

             Зеркальная скала

             На дымном зимнем небе

 

             Нестройный смех ночной

             И не достроен снег

 

             Что слыло дружбой обернулось службой...

 

             И новостройки зимней

             Мечтательна графленая скала

 

             Где мачты отражены кранов не подъемных уже

 

             И кто живет там

                   за этою зеркальною стеной

                    за голубой рекой, косой

                    с небес стекающей,

                 неведомо, наверно, им самим.

 

 

 

                                       1998.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

           Водяные дензнаки

           Не живут в Интернете,

           Они замкнуты в сети

           В материнском своем интернате.

 

           Лишь от колышка к колышка,

                  от флажка к флажку

           В поле неком переминаются,

           С ноги на ногу переплетаются

 

           Бенджи, Бенджик безумный,

           Лишь один ты знаешь,

                     как тяжко им.

 

 

                                   1999

 

 

 

 

 

 

 

                         Клон

 

             Летний солнечный банк.

             Деньги снова копируются

             Клеевой элемент вновь отлетает от стен

             Моны Лизы лицо

                    с подзабытого провинциального

                        рядового папируса

             Так легко в этот летний

                                уходит обмен.

 

 

             Для закланья своим близнецом

                   вы ведете козу и овцу

                    тихо блеет она

                             в трубный рожок.

              Но не слышите вы

                     рядового папируса

                 темной грамотой

                   облепившего роговой этот слой

 

 

             Будет тот человек наказан

                   молодым блистательным близнецом,

                   что однажды заменит его

                     и уже не узнает свой дом.

             Что тогда тому вспомнить,

                    всеми изгнанному

                   всем замененному

                 затененную ту протокопию ту

                             козы иль овцы

             Будут тени по стенам ходить полуземными

                                овнами

             Только копию провинциальной

                        на стенке Джоконды

             Да полузабытую полузатерянную ту

                                    купюру

                 в дождь, нет

                 в летний провинциальный полдень

              С оторванным уголком

 

 

 

               и с усами

                      дорисованными обильно

                на купюре той

                    над   или   на

                            галстучном том

                     над тем исповедальным лицом

                  или на долларе с незнакомой Джокондою

 

 

             или    где

            Оборванный полдень где

                на купюре поверх той подписи

             пишешь ты    к самому себе

                      но где

                            и когда

                        откликнутся

                                и воскликнут?

 

 

 

                                    1998

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                        Из "Книги общежитий"                       

 

                 Чудной нелепый этот город трудный

                 Шапки из снега налепленные набекрень

                 Я не видал, наверно, его прудов

                                          долгих

                 Они хранились где-то там

                               дальше еще, чем в сознаньи

 

                 Я зимним днем вновь к ним приблизился

                          и белый абрис корпуса лабораторного

                             вызволил из сна

 

                 Лишь стала тоньше кость

                           той ручки деревянной

                          той двери застекленной,

                          что столько раз я приоткрыл тогда

 

                 Да проступили яснее сады заснеженные

                             за недоступным штакетником

                            недостижимее тех льдин

                            от повернувших облаков

                        на Водники, на Хлебниково,

                      что против памяти оставили свой след

                      столь бледно-искренний

                     неискоренимый в нашем грядущем -

                      облачный сахар, проницаемый лицом.

 

                                              1998

 

 

 

 

                    Поверхность китайского зеркала

 

 

 

             Можжевельник у озера?

 

             Стена по горе промелькнула спиною дракона

 

             Там дальше по стене

             В нереставрируемую бесконечность

             Сносит ветер границу аммиака

             По дикой тропке

 

             Здесь между стекол автобуса можно

             Комикс жизни своей

             Перевести в допотопную быль

 

             Ведь на дне многоугольника

                         рисового болота

             И жевательный иероглиф нейтрален

             Но певучая немота - не монета...

 

 

 

                                         1996

 

 

 

 

                    Углубленность китайского зеркала

 

 

                   Мы пробыли в Китае,

                         как в глубине страницы рисовой

 

 

                   Зачем? Она давно в тебе -

                        тот желтый свет над крышей,

                             загнутой под солнцем

 

 

                   Та изразцов сырая цитадель

                      и перелетная библиотека образов

                   Наносный тончайший слой

                                      еды иной

 

 

                   Там книга углублена, как зеркало.

 

                   Ты возвратился с прозрачной рукой

                   В ней - глубина потерь,

                   Не старятся в ней трещины ее ветвей,

                   По рамке вьется печаль

                   Или лоза изложенья

                   Что пишет рука зеленого ученика,

                   Погруженного в быстроту опьяненья.

 

 

                                            1996.

 

 

 

 

 

 

                          31 декабря 1999 года

 

                Запах вина, разлитого в лифте

                Новогодней невинности той

                                          извергнутой палевый блеск

                И повторенное "времени нет"

                                     или изредка "да"

 

                Двадцать пять лет назад

                Я написал страницу

                Об этом дне

                Но чтобы выйти, войти в нее -

                                              в эту странницу воплотиться

                Надо вернуться в слово, где окончания нет.

 

 

                             * * *                                               

 

                     Ты любил виноград, сливы и вишни

                     Или я ошибаюсь

                     Может быть абрикосы

                     Этим талым и зимним днем

                     Я не смог уже привезти тебе винограда зеленые ягоды

 

 

                                                     2000

 

 

                             * * *

                     Может быть в северных странах

                     Светофоры стрекочут

                     И ночи светлы.

                     Но у нас, где на перекрестках

                     Скрещен красный свет в темноте

                     Здесь в Хамовниках мягких

                     Я не спас тебя той июльской ночью

                     Я не спас тебя

                     Мы все спасли нас

 

                                                   2001    

 

 

 

                         Год перехода

 

       Век двадцатый - нестираемое тавро,

                                   несмываемое пятно

                                        родное

       Остается оно лишь одно,

       А вокруг незнакомая белизна бессмертная нашей кожи

       И все - иное.

 

                                                            25 декабря 2000г.

 

                         

                           

 

 

 

 

 

         Определенное место жительства

 

       Шкаф твой с забытым скелетом велосипеда

       Тоже призрак твой здесь -

       В тупике больничного коридора

       Здесь, где ты наконец-то ОМЖ

       Рядом со светлым окном

       Высоко над зимней рекой-Москвой

 

       Погружают тебя в ветвящуюся анкету

       Где ты чувствуешь чужое тепло

                  что сквозь жидкую пасту руки

                 уходит в подпочву бумаги

       Наверно ты стал многочисленным рисом

                          что частой щетиной твоей

                           восстала из жидких полей

               твой суп ты не дохлебал

               не закусив хлебной горбушкой

              воровато припрятанной в гнездо ушанки.

 

 

                                                     2000

 

 

 

 

 

         Из цикла "Приблизительно несколько миллиардов стихотворений"

 

 

         * * *

         Задано: летняя рухнуть готовая,

               пусть в воображении, трибуна обшарпанного ипподрома

 

             Молекула человеческая в очках

                  оттолкнула его

 

                тебе осталась горсть седины на его лице

 

             Мы не много с уходом его потеряли

                   мы лишь в себе потеряли его

 

             Мир весь виденный изнутри его тела

                          из глаз, изнутри -

                        свалявшийся войлок халата

             Только нежность ватина и рук опрокинутых

                                в мире продленность

             Только вен голубых на тыльной рук стороне

                             неповторимый узор

             Это не наши руки были простерты

                      мы в них словно в длинные перчатки не входим

             Не войдем хирургическим днем,

                         мы не вхожи в другого

             Потому что пароля и губ для него наших нет

 

             Лестница, путаная тогда... одним мановеньем руки...

         посеребри щетиной лицо...

               одним мановеньем руки

               но где, почему, истерически как

               они не соединимы, где междоузлия

              и где тот зазор растительный

              этой щетины, чтоб прорасти в

             тебе, вне тебя, вне себя от

              тебя всю эту летнюю жизнь

                   несомненную, затоптанную

                   в чьих-то сандалиях,

                   но не сданных тебе на слом,

                  потому что ты с ними

                      со всеми один

                     они - один -

            Счет не гадательный - верный.

 

 

                                      1999

 

 

 

Copyright ©

Copyright ©

E-mail:

Александрийская полка 

Комментарии

novyi_metaphysis@mtu-net.ru

 



Сайт управляется системой uCoz