Андрей Тавров

КАНОН КАК ПРОЕКЦИЯ ДРЕВА

Тезисы

Как некий херувим,

Он несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь…

— Пушкин

Слово – жилец двух миров

— С. Булгаков

Существуют две метаязыковые ситуации, имеющие непосредственное отношение ко всему, что говорится и пишется: Слово, ставшее плотью, и плоть, становящаяся словом. Первое событие дало начало и христианскую закваску новоевропейской истории, второе – явилось ответом на первое, данным и произнесенным в форме новой европейской литературы, на языке всех этих сонетов, рондо, эпических поэм, романов, апокрифов и канцон. Второе событие- плоть, становящаяся словом- развернулось в пространствах русского языка таким образом, что дало повод Мандельштаму назвать русское слово-логос живой и страждущей плотью.

Не будем вдаваться в подробности, ощутив интуитивное попадание в десятку.

На нераздельности некоего абсолютного антропоморфного слова и живой языковой плоти и строилась гениальная по своей энергии русская художественная письменность.

Но строилась до поры до времени, ибо закат Европы произошел, как всегда, в России и произошел с особым вульгарным шармом, в результате чего энергия словесности стала уходить. Разрыв означающего и означаемого, принятый нами с французского плеча, актуализировал то самое буддийское развоплощение, отрыв слова от плоти, при котором, как при любом классическом буддизме, доминирует пассивная сторона дела.

Питающаяся за счет самой себя литература слов-знаков энергию может лишь имитировать. Но если все остальные имитации более или менее проходят и имитационная литература заполонила прилавки, то с имитацией энергии – хуже.

Можно имитировать хорошее ухаживание, но секс трудней, а любовь почти невозможно. Экспедиции за энергией снаряжались еще в конце прошлого века и были однозначно сориентированы на так называемые примитивные экзотические ареалы.(Магия мешает языку развоплотиться, это в скобках) В веке двадцатом они умножились. Среди экспедиторов- всем известные имена Гогена, Эйзенштейна, Арто. Подводя итог, скажем, что был разбит некий энергетический сосуд, энергия вытекла, но стимул питающий графоманов и имитаторов, остался и поток написанного не уменьшился.И все же – что это за сосуд? Ответить на этот вопрос можно принципиально лишь на интуитивном и метафизическом языке – наиболее провальном и продуктивном из всех известных.

Среди многих определений данных к слову «канон» имеется одно, отчасти объясняющее суть дела – предписание. То, что предшествует писанию, как способу жизни языка на бумаге. Некое молчаливое слово по поводу того, что в той или иной манере собирается изложить автор, если он еще не до конца умер. Слово, не обладающее никакими явными декларативными признаками и тем не менее, содержащее в себе ряд мерцающих оппозиций, таких, как сакральное – профанное, доброе – злое, мужское – женское, прекрасное – безобразное. Короче, слово это предполагает и предлагает некую иерархию, формирующую ряд животворных внутренних натяжений, смысловых, структурных, эстетических. Это молчаливое слово и есть канон, предшествующий Улиссу или Евгению Онегину. Причем слово это целостно и антифрагментарно. В силу этого одного мы можем определить его природу как райскую. Ад – фрагментарен, Парадиз – целокупен. Ад – болезнь на время, рай – творчество навсегда.

Канон произносится не только по поводу литературы – по поводу раковины, звезды, черепахи произносится канон. Произносится слово, держащее идеальную энергию раковины, дерева, человека. Поэтому разбить канон, отступить от канона – это испытать и выявить энергию: выброшенная под колеса кукла или расколотая раковина несут в себе потрясающее по силе послание. Но существовать вне канона или имитировать его – это обречь себя на бессилие языковое, которое выявится очень быстро. Поразительно, что при самой мощной со времен сюрреализма теоретической разработке и базе – постмодернизм оказался столь маломужествен в смысле производства поэтических шедевров. Канон, отчасти совпадающий с понятием жанра, и был услышан и выращен именно в качестве способа удержания языковой энергии. Почти что об этом обмолвился Борхес в заметках о природе классической литературы.

Канон это древо жизни в литературе, которое как известно есть откровение о наилучшем контакте человека с Источником всего, Абсолютом, Богом. Пока

Древо присутствовало в жизни Адама , источник бессмертия, красоты и энергии был открыт для него всегда. Канон это проекция райского древа жизни, содержащая в себе его целостность и иерархичность, открытость к неисчерпаемым запасам языковой энергии, в том случае, конечно, если к ним открыт сам автор. Проще говоря – канон лежит в основе Творения, и уйти от канона означает выйти из сферы творчества. Вполне сделать это не удавалось никому, и поэтому графоман испытывает радость, а книги, имитирующие литературу, все же читаются. Канон по природе своей органичен и является частью человеческого тела - поэма может стать таким же органом, как сердце или почки, об этом писал поздний Мандельштам. Человеческое тело само, по природе своей, канонично, и высказывание «человек есть мера всех вещей» не самое пустячное в греческой философии, ибо с частичными коррекциями подтверждается Кабалой и ее гениальным прозрением о Всечеловеке, Адаме Кадмоне. Христианская интуиция говорит о предвечном Богочеловеке Иисусе Христе, в Сведенборг утверждает, что все духовные миры вместе со всеми их обитателями образуют Большого Человека. Канон встроен в человека, как Слово Бога о Человеке.

Поэтому канон литературный мы можем определить как бесшумное слово некоего небесного существа, назовем его ангелом, по поводу того, что поведал внутри этого слова автор на своем, одному ему присущем языке. И если канон соблюден, ангельское простое и мерцающее слово звучит и поет в сердце мира.

И как часто после того как мы прочитали эти восемь или десять строк « о свойствах страсти» или запахе сирени над оврагом и благополучно забыли их до последнего слова, некая неведомая беззвучная сила поднимается в нашем сердце и оживляет все видение вплоть до последней строчки, начиная звучать тогда, когда еще не выявлен слог, не выделен ритм, не ожило слово. Сила эта и есть канон или ангельское слово о написанном.

Главная страница

Страница "Авторы"

Андрей Тавров

Серия "Александрийская полка"

E-mail:

Александрийская полка

Комментарии

metaphysis@yandex.ru